»»» Со стороны Купола. Начало игры »»»

Настоящий день Мумр видел впервые.
Под Куполом тоже было солнце - их было даже несколько, в основном над площадями и центральными улицами; но по сравнению с этим они все выглядели жалкой пародией (каковой, собственно, и являлись). Как ни старались инженеры, ликтрическая лампа никак не может светить так же ярко, как настоящее солнце, быть того же размера, иметь тот же цвет и никогда не ломаться. Правда, каким должно быть настоящее Солнце, Мумр не знал, ведь он слышал о нём только в сказках - и теперь не переставал удивляться тому, как величественно этот небольшой, но ослепительный белый с золотинкою кружочек пересекает небосвод. Если Мумр правильно помнил старые истории и если движение светил в небесах не претерпело изменений, то он шёл на восток - против солнечного хода. И одно только осознание этого доставляло ему огромное удовольствие. Хотя приятней всего было просто шагать и шагать. И чтобы взгяляд не встречал до самого горизонта никаких препятствий, никаких голубовато-серых стен, заменивших человечеству небосвод... Шагать по настоящей траве, которая выросла тут потому, что сюда её принесли ветра, а не потому, что раз в год тут проходит пыхтящая пузатая машина, расбрызгивая вокруг себя удобрения и рассыпая семена специальной травки для газонов. Идти по дороге, покрытие которой давным-давно превратилось в каменную пыль. И смотреть не себе под ноги (потому что в Ковчеге всё самое интересное, как правило, валялось на земле), а вперёд, и видеть похожую на мираж картину - огромные, далёкие-далёкие горы...
Так он прошагал весь день. Дорога незаметно, но неуклонно поднималась вверх, и когда Мумр впервые оглянулся, то узрел лишь сам Купол - огромную полукруглую гору. Никакой прорехи в его стенах отсюда видно не было, а тем паче не было видно фигурок людей, которые наверняка уже копошились у его подножья.
- Мили, - сказал Эрик в пустоту, - Я потом обязательно вернусь. Чтобы мы смогли снова убежать, только вместе. Мы будем жить в горах, и никакие деньги нам нужны не будут!..
Пустошь не ответила ему ничего. Вообще, тишина стояла гнетущая - шёпот ветра в сухой траве не мог заменить его слуху непрестанного гула тысяч машин, который был фоном всей его жизни. Солнце меж тем завершило свой путь по небосклону и так же величественно опускалось за горизонт, разливая вокруг себя алый свет и делая пустошь зловеще-красноватой. Он сел на землю и любовался настоящим закатом, пока последние отсветы не угасли в небесах, а потом достал один из фонарей - золотой, в ажурной ковке, совсем как старинный, - засветил его, приладил к рюкзаку и зашагал дальше, и тень, волнуясь и мечась, бежала впереди него. А ещё он достал из сумки флейту и то и дело прямо на ходу извлекал из неё короткие, радостные трели, чтобы тишина не так давила. Над головою из черноты космоса проглядывали первые звёздочки, тоже настолько прекрасные, что он мог бы стоять и смотреть на них всю ночь напролёт.
Но останавливаться было нельзя.

Мумр это умел, пожалуй, лучше всего - просто идти и не думать. Наслаждаться моментом, открыть глаза пошире и смотреть, чтобы всё, до последней мелочи, осталось в памяти - а уж на память он не жаловался никогда. Светлячки под Куполом не водились - оттого человек долго не мог взять в толк, что же это такое, пока один доверчивый жук не сел ему на ладонь. Луна оказалась в точности такой же, как на старинных картинах, только лучше. Ярче, больше, улыбчивей. Самый краешек её был укрыт вуалью умбры, а на светлой стороне, казалось, можно было различить легендарные моря и горы ночного светила...
"Вот бы вернуться домой - и нарисовать картину, - думал Мумр, перепрыгивая через низенький кустик. - То-то Мили бы удивилась. И пусть только кто попробует мне снова сказать - мол, так не бывает!"
Ну, а потом он услышал песню. Так певали собаки, когда в Ковчего становилось почему-то слишком тихо. Но этот вой был не собачьим; от него в груди ледяною рукою сжал сердце страх - хотя животных Мумр никогда не боялся. Бояться следовало людей, а с животными он чаще всего мог договориться. "Ну конечно же, собаки! Разумеется, они нашли дыру в стене гораздо раньше людей. Может быть, как только она появилась. И живут тут. И поют свои песни - тут ведь так тихо..."
Мумр сбавил шаг, глубоко вздохнул, приложил флейту к губам - и попытался поймать мелодию волчьего воя. И, как показалось, ему самому, поймал быстро и легко. И бархатный мрак над головою, и искристые россыпи звёзд, и мягкое сияние луны, и сухой шёпот трав под ногами, и лёгкий тёплый ветерок, и далёкая звериная песнь - всё смешалось, слилось воедино под зелёной шляпой и превратилось в музыку. Так легко и просто не давалась, ему, пожалуй, ни одна мелодия...
А вот впереди, на горке, показался первый пёс. Один, другой, третий... Свора оказалась больше, чем думал человек.

Собаки оказались вовсе не собаками - это Мумр понял, как только они стали видны в свете фонаря. Это были настоящие чудовища! Размером больше даже адовых псов (была такая порода собак, выведенная под Куполом для охраны и травли), мощные, покрытые лохматой серой шерстью, они больше не выли и даже не лаяли - они только глухо рычали, и будто плясали вокруг него, по краю светлого пятачка, какой-то бешеный танец. Такие должны танцевать на шабашах ведьмы. И вместо собачьих морд у них были чудовищные демонические рожи, искажённые уродливыми гримасами...
Первым порывом человека было орать как можно громче, вторым - бежать как можно дальше; и если с первым он успешно справился, то второе было невыполнимо и крайне к тому же опасно: зверям (ни четвероногим, ни двуногим и говорящим) нельзя показывать спину. Нельзя убегать. По-хорошему, вообще нельзя показывать страха, но вот это-то как раз у Мумра и не получалось. Потому что твари были настроены крайне агрессивно и явно собирались попробовать его кишки на вкус. Ну, а до того - приложить все усилия к тому, чтобы эти кишки оказались пустыми. Руки у него не просто дрожали - прыгали, когда он судорожно хлопал себя по карманам, пытаясь сообразить, что же может помочь в такой ситуации. Вывод был плачевен: ничего. Оброненная флейта была поднята с земли (помирать - так с нею вместе, хоть какое-то утешение), запихнута поспешно в один из больших карманов, и... Ах, да. В этом кармане лежит пистолет-электрошокер. К нему у него полно и патронов (за них сойдёт любая металлическая дробь, каковой он немало насобирал на помойках), и заряда - он сам прилаживал к нему самый мощный аккумулятор, который только можно было присобачить...
Ликтричество трещало и искрилось, большая часть его, конечно же, благополучно, гм, заземлялась. Однако адские псы были совсем рядом, и попасть с такого расстояния легко, даже если ты перепуганный Мумр с прыгающими руками. И с пистолетом без прицела.

Звери всегда страшились огня. Даже домашние, они не особенно доверяют ему, - что уж говорить об этих, которые, быть может, человека-то впервые видели!.. Наверное, поэтому они не напали на него сразу - золотистый свет фонарика из люциферина они могли принять за факел, хотя он горел ровно, не мерцал и не плясал внутри гранёного стекла. Когда же Мумр таки попал по зверям, да ещё подряд три раза - это тоже был для них огонь, только синий и искристый, но от того не менее жгучий. Электрошок лишь обжёг тварей, хотя человек от такого разряда долго "плясал" бы на земле, закатавши глаза; они отступили, и кажется даже, в их хороводе образовалась брешь. Мумр, лихорадочно пытавшийся дрожащими руками перезарядить оружие (ибо расстрелял все двадцать дробинок) заметил её не сразу, ну, а когда заметил... Когда заметил - мгновенно позабыл про главное правило: не показывай спину. Именно её, а ещё филейную часть тела и сверкающие пятки, он и показал. Только шляпу одной рукой придерживал, ибо слететь хотела.
В жизни ему не приходилось бегать так быстро! Наверное, потому, что не приходилось и бояться. Раньше он более всего боялся людей - о, люди ведь куда умнее животных, куда коварнее... куда злонамеренней. Уличная собака если и желает тебе зла - она покажет это сразу, лаем до хрипоты, злобным рычанием и жёлтым оскалом. Она не будет вилять хвостом и дружелюбно заглядывать в лицо, прежде чем перегрызть тебе глотку. К тому же, собакам известно не так уж много способов умерщвления человеков - в отличие от самих человеков, которые за тысячи лет отточили искусство боли до совершенства. Мумру приходилось сталкиваться и с самим этим искусством, и с циничным лицемерием, но дикая злобность этих существ почему-то страшила его гораздо больше. Или, быть может, это ему только казалось - именно сейчас?..
Как бы то ни было, а бежал он вдоль всё той же дороги и кажется - даже в прежнем направлении, боясь обернуться и увидеть следующую за ним по пятам свору.

Пластиковый контейнер размером с ручку для письма - внутри двадцать дробинок. Запихнуть его в пистолет, вытряхнув перед этим пустую коробочку - дело минутное. Пустой контейнер остался лежать на земле, там, где волки хороводили вокруг человека, а новый занял положенное место в течение нескольких секунд, ещё до того, как Мумр побежал, но стрелять оружие ещё не могло. Аккумулятор загудел, приклад начал потихоньку нагреваться - "патроны" должны были получить смертоносный заряд, до того, как вырваться из куцого широкого дула. А это требовало времени.
На какую-то минуту человеку показалось даже, что он сможет убежать, что адовы псы его оставят, но... не тут-то было. Самый здоровый из них, благополучно переживший первый разряд, которому рана от дробинки была всё равно что мушиный укус, одним могучим прыжком настиг беглеца, сбил его с ног - Мумр пребольно пропахал носом сухую землю - а потом мощные челюсти сомкнулись...
По счастью, шляпа с него не следела, а под шляпой оказались волосы, поэтому укус, который должен был стать смертельным, оказался только очень болезненным. И кровавым, потому что в голове всегда много крови. Издав жалобный всхлипывающий стон, Мумр попытался наугад попасть вывернутой рукою себе за спину, - это было не так уж трудно, потому что мохнатое брюхо вот оно, придавило к земле. Только бы он успел зарядится... Есть!
Оружие вновь загудело и выплюнуло одну пульку. Другую. Третью. Мумр разрядил бы весь магазин в этого волка, но пистолет снова отказался стрелять, загудел аккумулятор, добирая заряд на патроны. Впрочем, четырёх выстрелов должно было хватить, чтобы свалить быка. Или даже парочку...

При обращении с ликтрическим оружием есть хорошее правило: не трогай того, по кому стреляешь. Не трогай! Счастье мумрово, что волчья шерсть оказалась плохим проводником, и самого его не поджарило, а только как следует протрясло. Когда он более ли менее пришёл в себя, свора исчезла. Рядом с ним на земле лежало одно из чудовищ, при ближайшем рассмотрении (и в мёртвом виде) оказавшееся не таким уж жутким. Больше всего оно напоминало овчарку, только дикую, серую и очень большую. Оно выгнулось жуткою дугою, морда застыла в последнем оскале - каком-то удивлённо-жалобном, что ли, и от него пахло палёным.
Руки всё ещё дрожали, когда Мумр с третьей попытки поставил пистолет на предохранитель, убрал его в один из больших карманов (оттуда, если что, проще будет достать) и поднял с земли свою шляпу. Перо исчезло бесследно, а сам головной убор пострадал, хотя починить можно было. Потом потрогал свободной рукою затылок - волосы были влажными от крови, и кровь стекала на спину, отчего спине стало липко и холодно. "Аптечка, - отстранённо подумал человек, - морра меня побери, я ведь забыл аптечку!.. Ну что за дурень. Мало ли какая зараза была во рту у этой твари..."
Но думать о грустном не хотелось. Хотелось радоваться - он ведь чудом остался жив. Мумр напялил шляпу и нервно засмеялся. И смеялся ещё долго, пока искал во тьме почти невидимую дорогу, пока шёл по ней... пока не почувствовал, что ужасно устал. Ещё бы - он был на ногах почти двое суток, и они были, мягко говоря, насыщеными. Больше всего на свете ему хотелось спать, а перед этим закинуть в рот таблетку обезбаливающего...
Вместо костра у обочины дороги он поставил все четыре фонаря - золотой, белый, оранжево-розовый и голубой с золотинкой. Расстелил прямо на траве тонкое покрывало, поверх - спальный мешок, Отыскал в рюкзаке какие-то чистые тряпки и через кое-как сделал себе что-то вроде повязки - хотя кровь уже остановилась. Достал один из гермопакетов, безо всякого аппетита съел соевую "курятину" и пюре вообще непонятно из чего - хотелось чего-нибудь местного. Настоящего. Дома он никогда не мог позволить себе настоящее мясо, а фрукты на столе бывали только по очень большим праздникам. Потом забрался в мешок, закрыл глаза и попытался выгнать из головы все мысли - так проще засыпается...